Литературная кухня
на главнуюо студииавторытекстыфотопресса о нас


"Наш литературный журнал"  -  выпуск 13 (май 2016)
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



АЛЕКСАНДР ЕРЕМЕНКО
Родился в 1950 в деревне Гоношиха Алтайского края. Окончил среднюю школу в городе Заринске. Служил на флоте, работал на стройках Дальнего Востока, был моряком и кочегаром. В 1974 году перебрался в Москву. В середине восьмидесятых вместе с поэтами Алексеем Парщиковым и Иваном Ждановым создал неформальную литературную группу метаметафористов. В периодике начал печататься в 1986. Первая книга вышла в 1990. Удостоен премии им Бориса Пастернака.



***
В электролите плотных вечеров,
где вал и ров веранды и сирени
и деревянный сумрак на ступенях,
ступеньками спускающийся в ров,

корпускулярный, правильный туман
раскачивает маятник фонарный,
скрипит фонарь, и свет его фанерный
дрожит и злится, словно маленький шаман.

Недомоганье. Тоненький компот.
Одна больная гласная поет,
поет и зябнет, поджимая ноги,

да иногда замрет на полдороге,
да иногда по слабенькой дороге
проедет трикотажный самолет…


***
Я добрый, красивый, хороший
и мудрый, как будто змея.
Я женщину в небо подбросил -
и женщина стала моя.
Когда я с бутылкой «Массандры»
иду через весь ресторан,
весь пьян, как воздушный десантник,
и ловок, как горный баран,
все пальцами тычут мне в спину,
и шепот вдогонку летит:
он женщину в небо подкинул,
и женщина в небе висит…
Мне в этом не стыдно признаться:
когда я вхожу, все встают
и лезут ко мне обниматься,
целуют и деньги дают.
Все сразу становятся рады
и словно немножко пьяны,
когда я читаю с эстрады
свои репортажи с войны,
и дело до драки доходит,
когда через несколько лет
меня вспоминают в народе
и спорят, как я был одет.
Решительный, выбритый, быстрый,
собравший все нервы в комок,
я мог бы работать министром,
командовать крейсером мог.
Я вам называю примеры:
я делать умею аборт,
читаю на память Гомера
и дважды сажал самолет.
В одном я виновен, но сразу
открыто о том говорю:
я в космосе не был ни разу,
и то потому, что курю…
Конечно, хотел бы я вечно
работать, учиться и жить
во славу потомков беспечных
назло всем детекторам лжи,
чтоб каждый, восстав из рутины,
сумел бы сказать, как и я:
я женщину в небо подкинул -
и женщина стала моя!


***
Да здравствует старая дева,
когда, победив свою грусть,
она теорему Виета
запомнила всю наизусть.
Всей русской душою проникла,
всем пламенем сердца вошла
и снова, как пена, возникла
за скобками быта и зла.
Она презирает субботу,
не ест и не пьет ничего.
Она мозговую работу
Поставила выше всего.
Ее не касается трепет
могучих инстинктов ее.
Все вынесет, все перетерпит
суровое тело ее,
когда одиноко и прямо
она на кушетке сидит
и, словно в помойную яму,
в цветной телевизор глядит.
Она в этом кайфа не ловит,
но если страна позовет, —
коня на скаку остановит,
в горящую избу войдет!
Малярит, латает, стирает,
за плугом идет в борозде,
и северный ветер играет
в косматой ее бороде.
Она ничего не кончала,
но мысли ее торжество,
минуя мужское начало,
уходит в начало всего!
Сидит она, как в назиданье,
и с кем-то выходит на связь,
как бы над домашним заданьем,
над всем мирозданьем склонясь.


***
Входим в соприкосновенье,
две системы сопрягая,
наши правила спряженья
до предела напрягая.
Есть же правила сближенья.
Как-то все должно случиться,
по каким-нибудь таблицам,
как таблицам умноженья,
где известно нахожденье
неизвестных на орбите.
Есть какие-то границы
меж парами и туманом.
Или мы — микрочастицы,
чьи параметры туманны?
В этой точке сон не длится:
слишком скорость музыкальна.
Мы не можем раздвоиться,
цель на метод замыкая.
И вопрос стоит резонно
в фиолетовых ночах:
вы поэты иль пижоны
в вельветовых штанах?


Фрагмент
Когда директор спать ушел
и заморозились плафоны,
взбесившись, со стола на стол
перелетают телефоны.
А за окошком, где торчат
деревьев черных камертоны,
и лопаются электроны,
и ветки тонкие горчат,
сухие черные вороны
кричат,
качаются,
кричат…


Ночная прогулка
Мы поедем с тобою на А и на Б
мимо цирка и речки, завернутой в медь,
где на Трубной, вернее сказать, на Трубе,
кто упал, кто пропал, кто остался сидеть.
Мимо темной «России», дизайна, такси,
мимо мрачных «Известий», где воздух речист,
мимо вялотекущей бегущей строки,
как предсказанный некогда ленточный глист.
Разворочена осень торпедами фар,
пограничный музей до рассвета не спит.
Лепестковыми минами взорван асфальт,
и земля до утра под ногами горит.
Мимо Герцена - кругом идет голова.
Мимо Гоголя - встанешь и - некуда сесть.
Мимо чаек лихих на Грановского, 2,
Огарева, не видно, по-моему, - 6.
Мимо всех декабристов, их не сосчитать,
мимо народовольцев - и вовсе не счесть.
Часто пишется «мост», а читается «месть»,
и летит филология к черту с моста.
Мимо Пушкина, мимо… куда нас несет?
мимо «тайных доктрин», мимо крымских татар,
Белорусский, Казанский, «Славянский базар»…
Вон уже еле слышно сказал комиссар:
«Мы еще поглядим, кто скорее умрет…»
На вершинах поэзии, словно сугроб,
наметает метафора пристальный склон.
Интервентская пуля, летящая в лоб,
из затылка выходит, как спутник-шпион!
Мимо Белых Столбов, мимо Красных ворот.
Мимо дымных столбов, мимо траурных труб.
«Мы еще поглядим, кто скорее умрет». -
«А чего там глядеть, если ты уже труп?»
Часто пишется «труп», а читается «труд»,
где один человек разгребает завал,
и вчерашнее солнце в носилках несут
из подвала в подвал…
И вчерашнее солнце в носилках несут.
И сегодняшний бред обнажает клыки.
Только ты в этом темном раскладе - не туз.
Рифмы сбились с пути или вспять потекли.
Мимо Трубной и речки, завернутой в медь.
Кто упал, кто пропал, кто остался сидеть.
Вдоль железной резьбы по железной резьбе
мы поедем на А и на Б.


***
Неопознанный летающий объект,
ты зачем летаешь, неопознан,
над народом, без того нервозным
по причине скверных сигарет?
Уважай строительный объект.
Не виси над нашим огородом.
Или хочешь к бомбам водородным
прицениться? Так у нас их нет…
Может, проникаешь в интеллект?
Только не проникни в нашу тайну.
Вот жена моя заходит в спальню -
Неопознанный
Летающий
Объект.


***
Туда, где роща корабельная
лежит и смотрит, как живая,
выходит девочка дебильная,
по желтой насыпи гуляет.
Ее, для глаза незаметная,
непреднамеренно хипповая,
свисает сумка с инструментами,
в которой дрель, уже не новая.
И вот, как будто полоумная
(хоть вообще она дебильная),
она по болтикам по ломанным
проводит стершимся напильником.
Чего ты ищешь в окружающем
металлоломе, как приматая,
ключи вытаскиваешь ржавые,
лопатой бьешь по трансформатору?
Ей очень трудно нагибаться.
Она к болту на 28
подносит ключ на 18,
хотя ее никто не просит.
Ее такое время косит,
в нее вошли такие бесы...
Она обед с собой приносит,
а то и вовсе без обеда.
Вокруг нее свистит природа
и электрические приводы.
Она имеет два привода
за кражу дросселя и провода.
Ее один грызет вопрос,
она не хочет раздвоиться:
то в стрелку может превратиться,
то в маневровый паровоз.
Ее мы видим здесь и там.
И, никакая не лазутчица,
она шагает по путям,
она всю жизнь готова мучиться,
но не допустит, чтоб навек
в осадок выпали, как сода,
непросвещенная природа
и возмущенный человек!


***
Человек похож на термопару:
если слева чуточку нагреть,
развернется справа для удара…
Дальше не положено смотреть.
Даже если все переиначить -
то нагнется к твоему плечу
в позе, приспособленной для плача…
Дальше тоже видеть не хочу.


Печальный прогноз другу
Нас разыграют, как по нотам.
Одних - по тем, других - по этим,
ты станешь ярым патриотом,
я - замечательным поэтом.
И зашагаем по пустотам,
как по начищенным паркетам,
и кто-то спросит нас: а кто там
всегда скрывается за этим?
Но мы как будто не заметим
и, наклоняясь по субботам
уже над высохшим заветом,
не будем сдерживать зевоты.
И нам не выбиться из круга,
где мы с газетных разворотов
будем подмигивать друг другу,
уже совсем как идиоты.






Дизайн сайта: Нефритовый лес :: Keila’s art
© 2013